ея!»
Имени Бога и присутствию Бога нет места в этом строю, в этом движении, оскверненном пролитой кровью. Вот почему «красный флаг» превращается в «кровавый флаг».
Трижды в «двенадцати» звуки выстрелов «тра-та-та» рифмуются с главной строкой поэмы;
Свобода, свобода,
Эх, эх, без креста!
В финале выстрелы нарастают, и вот тогда, уже в полной безнадежности, в горе и отчаянии является в заключительной строфе поэмы фигура Христа.
В начале поэмы ругательства, угрозы, черная злобы, страх, здесь - белые розы в венце, нежная поступь, снежная россыпь жемчужная. А в ушах:
Трах-так -тах! Трах-тах-тах!
«Мир не должен быть спасен насильно, - писал Владимир Соловьев, - красота без добра и истины есть кумир… Открывается в Христе бесконечность человеческой души, способной вместить в себя бесконечность божества, - эта идея есть вместе с тем и величайшее добро, и высочайшая истина, телесно воплощенная в живой конкретной форме. И полное ее воплощение уже во всем есть конец, и цель, и совершенство, и вот почему Достоевский говорит, что красота спасет мир»
Красота Христа в «Двенадцати», хоть он н идет под кровавым флагом, есть красота истины. Он подхватывает этот флаг не для того, чтобы вести двенадцать к новой крови, он уводит их с пути, на который они встали
Долгое время поэму «Двенадцать» считали итогом поэтического пути Блока. А итогом поэмы - образ Христа. Но видя путь, сам Блок задавался вопросом: куда? Пренебрегая религиозным характером большей части блоковских символов, литературоведы комментировали их как второстепенные, не давая себе труда обратиться ни к Ветхому Завету, ни к Новому Завету. Не смущали «торные пути» в рай («Балаган»).
Тащитесь, траурные клячи!
Актеры, правьте ремесло,
Чтобы от истины ходячей
Всем с
Страницы: << < 52 | 53 | 54 | 55 | 56 > >>