смерти все готово.
Всего прочнее на земле печаль
И долговечней царственное слово.
Удивительно синтаксическое строение первого четверостишия: три придаточных предложения и отсутствие главного. В прозаической речи это следовало бы считать речевой ошибкой. Словно оборвана мысль, недосказана: додумай, читатель, сам. Видимо, эта мысль слишком очевидна для всех, она не нуждается в том, чтобы ее произносили вслух: Бог, Спаситель людей, Тот, своими страданиями и смертью искупил все грехи мира. Не называя прямо Его имени, не умаляя величия Бога, поэтесса подчеркивает, усиливает вину людей.
Вечен Бог. Его слова, его заповеди. Его жертва… Все люди - преходящи. Добрые, злые, смертные, страшные, власть имущие и не имущие - все. Подчеркивая сущность, бессмысленность властных устремлений, Ахматова допускает фактическую неточность: Понтий Пилат - прокуратор Иудеи и наместник Рима, а не «прокуратор Рима». Но это неважно. Имя Понтия Пилата потому и осталось в истории, что правил во времена Иисуса. Но для Ахматовой это мелочь, это неважно, никому не интересно.
Все людское, суетное, материальное выражено глаголами третьей строфы, причем в настоящем времени - «ржавеет», «истлевает», «крошится» - процесс разрушения идет. В материальном нет ничего неподвластною смерти.
Всего прочнее на земле печаль. И долговечней царственное слово.
В этой мысли Ахматова близка пушкинскому пониманию роли поэта и поэзии: поэт обязан выражать Божьи истины, учить переосмысленному, понятому им Слову Божию. В награду за выполнение долга - рождение Царственного Слова (не суетного мелкого, низкого). 0, его ждет трагическая судьба избранного Богом.
Этому стихотворению поэтесса придавала исключительное значение в качестве «последнего слова», философского вывода ее поэтики.
Страницы: << < 64 | 65 | 66 | 67 | 68 > >>