зал об этом невидимым зрителям. Неожиданно из лесной темноты чей-то молодой голос неуверенно ответил:
— А Паганини играл и на одной струне…
Паганини! Разве Егоров мог равняться с ним, с великим музыкантом!
Все же он медленно поднял скрипку к плечу. Звезда спокойно горела на краю залива. Свет ее не мерцал, не переливался, как всегда. Егоров заиграл. И неожиданно одна струна запела с такой же силой и нежностью, как могли бы петь все струны.
Тотчас вспыхнули электрические фонарики. Впервые их лучи ударили в лицо Егорова, и он закрыл глаза. Играть было легко, будто сухие, легкие пальцы Паганини водили по изуродованной скрипке.
. . . В коротком антракте войны, в глухом лесу, где пахло вереском и гарью, звенела и росла мелодия Чайковского, и от ее томительного напева, казалось, разорвется, не выдержит сердце.
И последняя струна, действительно, не выдержала силы звуков и порвалась. Сразу же свет фонариков перелетел с лица Егорова на скрипку. Скрипка замолчала надолго. И свет фонариков погас. Толпа слушателей только вздохнула.
Я рассказываю подлинный случай. Поэтому напрасно вы будете ждать ловко придуманной развязки. Егорову не на чем было играть, он стал обыкновенным бойцом в обыкновенном отряде. И во время одного ночного боя советский воин отдал свою жизнь за Родину.
Его похоронили в грубой песчаной земле. Накрапывал дождь. Море затянуло туманом. . .
Скрипку Егорова бойцы положили в футляр, зашили в старое байковое одеяло и передали летчику, улетавшему в Ленинград. Летчик сразу же набрал высоту, чтобы уйти от немецких зениток. Десятки огней вспыхивали за хвостом самолета.
В Ленинграде летчик отнес скрипку к известному дирижеру. Тот взял ее двумя пальцами, взвесил в воздухе и улыбнулся; это была итальянская скрипка, потерявшая в
Страницы: << < 2 | 3 | 4 | 5 | 6 > >>