ным вниманием.
Долгие молитвы всегда завершают дни огорчений, ссор и драк; слушать их
очень интересно; бабушка подробно рассказывает богу обо всём…
– Ты, господи, сам знаешь, – всякому хочется, что получше. Михайло-то
старшой, ему бы в городе-то надо остаться, за реку ехать обидно ему, и
место там новое, неиспытанное, что будет – неведомо. А отец – он Якова
больше любит. Али хорошо – неровно-то детей любить? Упрям старик – ты бы,
господи, вразумил его.
Мне казалось, в нем (в доме) живётся хуже и хуже. Однажды, проходя мимо двери в комнату дяди Михаила, я видел, как тетка Наталья, вся в белом, прижав руки ко
груди, металась по комнате, вскрикивая негромко, но страшно:
- Господи, прибери меня, уведи меня. . .
Молитва ее была мне понятна, и я понимал Григория, когда он ворчал:
- Ослепну, по миру пойду, и то лучше будет. . .
Мне хотелось, чтобы он ослеп скорее, - я попросился бы в поводыри к
нему, и ходили бы мы по миру вместе.
Было жарко, душил густой тяжелый запах, напоминая, как умирал Цыганок и по полу растекались ручьи крови; в голове или сердце росла какая-то опухоль; всё, что я видел в этом доме, тянулось сквозь меня, как зимний обоз по улице, и давило, уничтожало. . .
После раздела имущества.
Снова началось что-то кошмарное. …Обыкновенно дядя Михайло являлся вечером и всю ночь держал дом в осаде, жителей его в трепете; иногда с ним приходило двое-трое помощников, отбойных кунавинских мещан, они забирались из оврага в сад и хлопотали там во всю ширь пьяной фантазии, выдёргивая кусты малины и смородины; однажды
они разнесли баню, переломав в ней всё, что можно было сломать: полок,
скамьи, котлы для воды, а печь разметали, выломали несколько половиц,
сорвали дверь, раму.
У
Страницы: << < 2 | 3 | 4 | 5 | 6 > >>