стаёт в них образ города?
4
То новое, чем обогатил Сергей Есенин словесное искусство России периода ожесточённой классовой борьбы, было необходимо огрубевшей и суровой русской жизни конца 10-х годов. В ту пору передовая революционная поэзия вышла на площадь и начала говорить с новым многомиллионным читателем и слушателем языком политики и исторической злобы дня. Воздух сотрясали отчуждённо холодные металлические ритмы стихов Пролеткульта и «Кузницы». В это-то время и зазвучал очень естественный, будто слово взяла сама природа, голос С. Есенина. Вместе с его стихами в литературу вошло нечто жизненно-коренное, беззащитно тревожное и легко уничтожимое в силу своей душевной распахнутости, предельной искренности и интимной доверительности.
Немногие уловили в хрустально-чистом и по-весеннему звонком голосе С. Есенина ноту высокого внутреннего напряжения и надрыва, ещё меньший круг лиц оценил его творчество как глубинное выражение революции, которая не только затронула сознание человека, но и обрекла его на каторгу чувств. Одни увидели в нём златокудрого Леля, идиллического пастушка, талант беспечный и лёгкий. Другие— отщепенца, утратившего почву и связь с народом, бродягу и деклассированный элемент, обладающий заразительным и социально опасным упадочным настроением. Его называли Дон Кихотом деревни и берёзы, беспутным гением и попросту хулиганом.
Судьба и творческий путь Сергея Есенина сложны и противоречивы. Забегая несколько вперёд, скажем, что основной болевой нерв есенинской лирики— в разладе между природой и цивилизацией. М. Горький, встретившийся с поэтом в Берлине в мае 1922 года, с редкой проницательностью определил местоположение солнечного сплетения и в натуре Есенина, и в его лирике: …Сергей Есенин не столько человек, сколько орган, созданный прир
Страницы: << < 3 | 4 | 5 | 6 | 7 > >>