и куда-то по Москве-реке, в монастырь.
Дьяк все читал грамоту. Взялись за немца. Он вылез из саней, низенький, плотный, и сам пошел к срубу. Вдруг сложил дрожащие ладони, поднял опухшее с отросшей темной щетиной лицо и, сукин сын, немец, -- залопотал, залопотал, громко заплакал. . . Подхватили, поволокли на сруб. Там Емельян сорвал с него все, догола, повалил, на розовую жирную спину положил еретические книги его и тетради и поданной снизу головней поджег их. . . Так было указано в грамоте: книги и тетради сжечь у него на спине. . .
С берега (где стоял Цыган) крикнули:
-- Кулькин, погрейся. . .
Но на этого, -- губастого парня, -- зароптали:
-- Замолчи, бесстыдник. . . Сам погрейся так-то. . .
Губастый тотчас скрылся. От подожженного с четырех концов сруба валил серый дым. Стрельцы стояли, опираясь на копья. Было тихо. Дым медленно уплывал в небо.
-- Он наперед угорит, дрова-то сырые. . .
-- Немец, немец! а тоже -- гореть заживо. . . ох, господи. . .
-- Грамоте учился, писал тетради, и вот -- на тебе. . .
Из кожаного возка, -- теперь все различали, -- глядело сквозь окошечко на дым, на взлизывающие языки огня мертвенное лицо, будто сошедшее с древнеписанной иконы. . .
-- Гляди, очами-то сверкает, -- страх-то!. .
-- Не дело патриарху ездить на казни. . .
-- Людей жгут за веру. . . Эх, пастыри!. .
Это проговорил Овдоким, -- звонко, бесстрашно. . . Все, кто стоял около него, отстранились, не отошли только Иуда и Цыган. . . Топоча клюками, он опять:
-- Что же из того -- еретик. . . Как умеет, так и верует. . . По-нашему ему не способно, -- скажем. . . И за это гори. . . В муках живем, в пытках. . .
Огромный костер шумел и трещал, искры и дым завивало воронкой. Некоторые будто бы видели скво
Страницы: << < 10 | 11 | 12 | 13 | 14 > >>