Мой край родной

мих живьем проглочу!
Испугались гуси, полетели назад за Ивашечкой и Малашечкой. Летят да жалобно друг с дружкой, передний с задним, перекликаются:
-- Ту-та, ту-та? Ту-та не-ту!
Стемнело в поле, ничего не видно, негде и спрятаться, а дикие гуси все ближе и ближе; а у девочки-привередницы ножки, ручки устали -- еле плетется.
Вот видит она -- в поле печь стоит, что ее ржаным хлебом потчевала. Она к печи:
-- Матушка-печь, укрой меня от Бабы Яги!
-- То-то, девочка, слушаться бы тебе отца-матери, в лес не ходить, брата не брать, сидеть да есть, что отец с матерью едят! А то "вареного не ем, печеного не хочу, а дареного и на дух не надо!"
Вот Малашечка стала печку упрашивать, умаливать: впереди-де таково не буду!
-- Ну посмотрю я. Пока поешь моего ржаного хлебца!
С радостью схватила Малашечка и ну есть и братца кормить.
-- Такого хлебца я отроду не видала -- словно пряник-коврижка!
А печка, смеючась, говорит:
-- Голодному и ржаной хлеб за пряник идет, а сытому и коврижка вяземская не сладка! Ну, полезай теперь в устье, -- сказала печь, -- да заслонись засовом.
Вот Малашечка скорехонько села в печь, затворилась заслоном, сидит и слушает, как гуси все ближе подлетают, жалобно друг дружку спрашивают:
-- Ту-та, ту-та? Ту-та не-ту!
Вот полетали они вокруг печки. Не нашли Малашечки, опустились на землю и стали промеж себя говорить: что им делать? Домой ворочаться
нельзя: хозяйка их живьем съест. Здесь остаться также не можно: она велит их всех перестрелять.
-- Разве что, братцы, -- сказал передовой вожак, -- вернемся домой, в теплые земли, туда Бабе Яге доступа нет!
Гуси согласились, снялись с земли и полетели далеко-далеко, за синие моря.
Отдохнувши, Малашечка схватила брат