Доктор Живаго

действенным, оберегающим от пуль.
… От телефониста Юрий Андреевич перешел на поляну к телу убитого им молодого белогвардейца. На красивом лице юноши были написаны черты невинности и всё простившего страдания. "Зачем я убил его?" - подумал доктор.
Он расстегнул шинель убитого и широко раскинул ее полы. На подкладке по каллиграфической прописи, старательно и любящею рукою, наверное, материнскою, было вышито: Сережа Ранцевич, - имя и фамилия убитого.
Сквозь пройму Сережиной рубашки вывалились вон и свесились
на цепочке наружу крестик, медальон и еще какой-то плоский золотой футлярчик или тавлинка с поврежденной, как бы гвоздем вдавленной крышкой. Футлярчик был полураскрыт. Из него вывалилась сложенная бумажка. Доктор развернул ее и глазам своим не поверил. Это был тот же девяностый псалом, но в печатном виде и во всей своей славянской подлинности».
… Озверение воюющих к этому времени достигло предела. Пленных
не доводили живыми до места назначения, неприятельских раненых
прикалывали на поле.
На чьей стороне было сочувствие доктора?
Что автор подчеркивает в описании белых?
В чем символичность находки доктора - извлечения из девяностого псалма –
грамотки, найденной и у воина – красноармейца, и у представителя белой армии?
Каково отношение автора к братоубийственной войне? К какому выводу подводит читателя Пастернак, какая мысль ему особенно дорога? В чем мысли Пастернака совпадают с позицией Волошина. Цветаевой, Булгакова?
Вывод: «Где свой, где чужой?» - вопрошала в своем стихотворении М. Цветаева.
Булгаков в романе «Белая гвардия» попытался занять объективную позицию - встать «над схваткой». Максимилиан Волошин в стихотворении «Гражданская война» утверждал:
В тех и в других война вдохнула