ае и его сослуживцах - "сальной компании", как он их называл, тем ближе он сходился с чеченцами. Это они, его "кунаки из Старого Юрта", рассказывали ему истории, которые легли в основу его рассказов "Рубка леса", "Поездка в Мамакай- Юрт", "Набег" (первоначальное название - "Рассказ Балты"); отдельные сюжеты из повестей "Казаки" и "Хаджи-Мурат". Николай не хотел понимать дружбу брата с чеченцами до тех пор, пока Садо Мисербиев, отыграв назад весь карточный долг Льва у подпоручика Ф. Г. Кнорринга, не вернул его безвозмездно своему другу. Бескорыстный поступок чеченца очень удивил Николая, но больше поразило его не то, что он сделал это, а то, с какой радостью он это сделал.
О дружбе Л. Толстого с Садо Мисербиевым написано немало, не об этом сейчас речь. . .
"Крепость Грозная. Был дурацкий парад. Все - особенно брат - пьют, и мне это очень неприятно, - записал в дневнике Лев Николаевич 6 января 1853 года (в 24 года!), - Война такое несправедливое и дурное дело, что те, которые воюют, стараются заглушить в себе голос совести. Хорошо ли я делаю? Боже, настави меня и прости, ежели я делаю дурно".
Через месяц, в феврале, брат Николай выйдет в отставку и уедет в Пятигорск. 10 марта Лев Толстой запишет в дневнике: " (Лагерь у реки Гудермеса). . . Кавказская служба ничего не принесла мне, кроме трудов, праздности, дурных знакомств. . . Надо скорей кончить". Это была жирная точка, которую он давно хотел поставить на своей военной карьере. Но вернуться в Россию юнкером он не захотел. В Чечне в те годы удовлетворялись самые дерзкие амбиции тщеславных молодых людей, блиставших в высшем свете боевыми наградами, но только один из них признается: "Ложный стыд. . . ре
Страницы: << < 8 | 9 | 10 | 11 | 12 > >>